Где-то там, в небе, есть мир, в котором такой хороший и добрый человек, как мистер Каутшук, не захотел жить и ему пришлось скрываться здесь. Они послали за ним погоню, и хотя он тщательно укрылся от них в маленьком, всего лишь с одним слоном, цирке, они все же нашли его и увели обратно, чтобы, очевидно, наказать его.

Нет, я бы не хотел полететь туда…

Я смотрел тогда на небо, в тот день. Это было похоже на самый яркий и большой метеорит, который я когда-либо видел. Золотистобелое пламя, уносящееся и исчезающее вверху.

Перевел с английского В.Сечин.

Роберт Хайнлайн

ИСПЫТАНИЕ КОСМОСОМ

НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 16 - i_013.png

Наверное, не следовало нам осмеливаться выходить в космос. У нашей расы всего две прочных врожденных боязни — боязнь шума и боязнь падения. Эта жуткая высота — и с чего это человек в здравом рассудке по доброй воле окажется на таком месте, откуда он может падать — и падать, и падать… Но все космонавты ненормальные. Уж это каждый знает.

Он нашел, что врачи обошлись с ним по-доброму.

— Вы счастливчик. Не забывайте об этом, старина. Вы еще молоды, а пенсия обеспечит вас на будущее, у вас целы все руки и ноги и вы в отличной форме.

— В отличной форме! — голос его против воли презрительно дрогнул.

— Да нет же, вы меня не поняли, — главный психиатр мягко настаивал. — Небольшая встряска, которая с вами приключилась, никакого вреда вам не причинила — кроме того, что вам нельзя больше в космос. Я даже не могу по-настоящему назвать акрофобию неврозом; боязнь высоты — нормальное и здоровое явление. Просто у вас это немного сильнее, чем у большинства — но это не ненормально, если учесть, через что вы прошли.

Напоминание снова заставило его содрогнуться. Он закрыл глаза и опять увидел, как звезды колесят под ним. Он падал… бесконечно падал. Его привел в себя голос психиатра, который донесся откуда-то издалека:

— Спокойно, старина! Взгляните кругом!

— Извините.

— Ну что вы! Расскажите-ка мне, что вы собираетесь делать.

— Не знаю. Наверное, работу найду.

— Компания предоставит вам работу, вы же знаете.

Он покачал головой.

— Не хочу я болтаться в космопорте.

Носить на рубашке жетон, который показывает, что ты когда-то был человеком, выносить при обращении почетный титул капитана, пользоваться привилегиями пенсии пилота на основании того, что он был им, замечать, как замолкают профессиональные разговоры, только он приближается к группе людей, раздумывать, что это они такое говорили за его спиной. Нет уж, спасибо!

— Да, это разумно. Лучше подальше от всего, пока вы не почувствуете себя лучше.

— Вы думаете, я это одолею?

Психиатр поджал губы.

— Возможно. Это же функциональное, вы знаете. Не травма.

— Но вы так не думаете?

— Я этого не говорил. Я и правда не знаю. Мы еще так мало знаем о том, что заставляет человека так или иначе функционировать.

— Понятно. Ладно, надо идти.

Психиатр встал и протянул ему руку.

— Ну что же… если вам что-нибудь понадобится… Да в любом случае заглядывайте к нам.

— Спасибо.

— Вы поправитесь, я знаю.

Но психиатр покачал головой, когда его пациент вышел. У этого человека не было самообладания.

В те дни только незначительная часть большого Нью-Йорка была покрыта крышей; он не выходил из метро, пока не оказался в этом районе, потом отыскал переулок, где по обе стороны тянулись квартиры для холостяков. Он опустил монету в щелочку первой же двери, где горела сигнальная лампочка «свободно», закинул туда свой вещевой мешок и вышел. Районный инспектор дал ему адрес ближайшей конторы по найму.

Он отправился туда, занял свое место за столом для опроса, снял отпечатки пальцев и начал заполнять анкеты. При этом к нему вернулось забавное ощущение, будто все начинается сначала: ему не приходилось искать работу с тех самых дней, как он поступил в школу космонавтов.

Он пропустил в анкете свое имя — и колебался даже тогда, когда все остальное было заполнено. Рекламной известности у него было выше головы, ему не хотелось, чтобы его узнали, он совершенно не хотел, чтобы перед ним трепетали. Более того, ему вовсе не хотелось, чтобы кто-то называл его героем. Наконец, он написал «Уильям Сондерс» и опустил бланки в отверстие.

Он приканчивал уже третью сигарету и готовился приняться за четвертую, когда экран перед ним наконец загорелся. На него уставилась симпатичная брюнетка.

— Мистер Сондерс, — сказало изображение, — проходите, пожалуйста. Дверь номер семнадцать.

Там оказалась брюнетка во плоти. Она предложила ему стул и сигарету.

— Устраивайтесь поудобнее, мистер Сондерс. Меня зовут мисс Джойс. Я хочу с вами побеседовать насчет вашей анкеты.

Он устроился на стуле и ждал, не говоря ни слова.

Когда она поняла, что он не собирается говорить, она добавила:

— Так вот, то имя — Уильям Сондерс, которое вы нам дали — в нем нет надобности. Ведь мы знаем, кто вы, по отпечаткам пальцев.

— Я об этом догадываюсь.

— Конечно, я о вас знаю все, что знает каждый, но это ж надо — назвать себя Уильямом Сондерсом, мистер…

— Сондерс.

— Мистер Сондерс, это заставило меня обратиться к карточке, — она приподняла катушку микрофильма, Повернутую так, чтобы Он мог прочесть на ней свое настоящее имя. — Теперь я знаю о вас очень много — больше, чем знает публика, и больше, чем вы сочли нужным сообщить в анкете. Это хорошая пленка, мистер Сондерс.

— Спасибо.

— Но я не могу воспользоваться ею, чтобы устроить вас на работу. Я даже не могу сослаться на нее, если вы настаиваете на том, чтобы скрываться под именем Сондерс.

— Меня зовут Сондерс, — голос его звучал тускло и невыразительно.

— Не спешите, мистер Сондерс. Во многих случаях можно вполне легально использовать престиж для того, чтобы добиться для клиента более высоко оплачиваемого места…

— Меня оно не интересует.

Она взглянула на него и решила не настаивать.

— Как хотите. Если угодно пройти в приемную Б, вы можете пройти там квалификацию и тесты. — Если бы вы позднее передумали, мистер Сондерс, мы будем рады все начать по новой. В ту дверь, пожалуйста.

Через три дня он уже работал в маленькой фирме, бравшей подряды по системам связи. Его обязанностью было контролировать электронное оборудование. Работа успокаивала — она требовала достаточно внимания, чтобы мозг был занят, но была легкой для человека его опыта и квалификации. К концу трехмесячного испытательного срока его повысили в должности.

Он тщательно организовал для себя уединенный образ жизни — работа, сон, еда. Время от времени проводил вечер в публичной библиотеке или работал в УМСА — и никогда ни при каких обстоятельствах не выходил под открытое небо и не поднимался ни на какую высоту — даже на театральный балкон.

Он старался спрятать всю свою прошлую жизнь где-то в самом отдаленном уголке сознания, но воспоминания о ней были все еще свежи. Вдруг он начинал грезить среди бела дня — морозное небо Марса с резкими звездами или шумная ночная жизнь Венесбурга. Он снова видел расплывшийся ярко-красный диск Юпитера, нависающий над портом Ганимеда, его сплющенный раздутый силуэт, непомерно громадный, загораживающий все небо.

Или ему случалось на некоторое время вновь ощутить приятное спокойствие долгих вахт, когда его корабль совершал одинокий перелет между планетами. Но такие грезы были опасны, они угрожали его недавно приобретенному спокойствию. Так легко было соскользнуть — и почувствовать себя из последних сил цепляющимся за стальные скобы «Валькирии», а пальцы немеют и выбиваются из сил, и он цепляется ими за свою жизнь, и нет под ним ничего, кроме бездонного колодца космического пространства.

Тогда он возвращался на Землю, овладевал собой усилием воли, вцепившись в стул или в контрольный стенд.